| Глава 9.5 Управление и самоуправление.
Генерал Григорий Антонович Рашпиль считался правой рукой Заводовского по Черноморскому войску. В течение десяти лет, с 1842 по 1852 год, он числился начальником войскового штаба, исполнявшим должность наказного атамана. В действительности он и был наказным атаманом, а Заводовский лишь числился им, оставляя за собой руководящую роль. Как и Заводовский, Рашпиль не получил никакого образования, но развил свои богатые способности путем самообразования. В этом отношении он пошел дальше Заводовского. Рашпиль был передовым человеком своего времени, с широкими гуманными взглядами на отношения людей, с жаждой света и знания и честного, безукоризненного поведения в своей служебной деятельности. Рашпиля никто не смел упрекнуть ни в самодурстве, ни во взяточничестве, ни даже в малейшей податливости из-за личных интересов и карьеры. Рашпиль родился 26 сентября 1801 года, на службу поступил в 1814 году, тринадцатилетним мальчиком, в 1821 году произведен в первый офицерский чин и через 20 лет в 1841 году в чин генерал-майора. Боевую службу он начал в 1827 году в Персии, где участвовал в целом ряде сражений и при взятии крепостей Абас-Абада и Эривани. В 1831 году он действовал против польских мятежников, а в 1841 году и с 1844 по 1852 год командовал самостоятельно отрядами при ежегодных походах в горы против черкесов. Но Рашпиль был не столько военным деятелем, сколько превосходным администратором. «На первом плане своей общественной деятельности, – говорит современник Рашпиля историк Попка, – он поставил три задачи: образование служебное, благоустройство земельное, просвещение умственное». В этих трех областях он оставил неизгладимые следы своей деятельности. Будучи самоучкой, жадно стремившимся к знанию, он требовал от офицеров известной подготовки. В этих видах он учредил в Екатеринодаре конную учебную часть и лично обучал урядников, подготовляя их в офицеры. В походах в горы он всегда брал с собою гвардейский эскадрон, как наглядный образец хорошо подготовленной и дисциплинированной части. Следя за исправным отбыванием службы, он не давал потачки уклонявшимся от нее под благовидными предлогами. Заглянул как-то Рашпиль в мужской Лебяженский монастырь и, увидевши там рослых, видных, хорошо упитанных и грамотных послушников, немедленно пополнил ими гвардейский эскадрон. С начальниками кордонов и частей, обиравшими, по сложившейся среди Черноморского панства привычке, казаков, он вел упорную борьбу. Когда до сведения его дошло, что кордонные начальники не пропускают льготных казаков за Кубань на охоты за дикими кабанами и за пропуск требуют «билетов с завязкой», т.е. мешков с ячменем или пшеном, то атаман лично поскакал на кордоны, дал нагоняй кордонным начальникам и приказал из своей канцелярии выдавать охотничьи билеты, чтобы способствовать тем образованию опытных пластунов из охотников. А «давал нагоняй» Рашпиль способом, который практиковался когда-то в Запорожье куренными атаманами. Войсковой старшина И.Н. Курганский, служивший молодым офицером во времена атаманства Рашпиля, передавал, что в кабинете у Рашпиля на стене всегда висела казачья нагайка. Она предназначена была для взяточников и воров, и все это знали. Рашпиль принимал обыкновенно посетителей и начальников частей с докладами в приемной и тут же делал те или другие распоряжения. Но если атаман любезно подходил к кому-либо из служащих, пожимал руку и приглашал к себе в кабинет, тогда остальные чиновники выразительно переглядывались. Это означало, что батько атаман уводил к себе в кабинет провинившегося, чтобы «дать ему нагоняй». В кабинете атаман приказывал виновному стать к нему спиной и, перечисляя случаи взяточничества, отсчитывал на виновной спине удары нагайкой. Рашпиль был вообще человек гуманный и деликатный, но для воров и взяточников он делал исключение. Замечательно, что ни провинившиеся, ни та среда, в которой они вращались, не питали никакой вражды против Рашпиля за его отеческую расправу. За взятки строго преследовал и Заводовский, но он предавал взяточников суду, за которым следовали лишение чинов, ссылка в Сибирь и т.п. Рашпиль иначе смотрел на преступления, которые были повальными. Предать всех суду нельзя было, и жестоко могли пострадать от суровой кары по военным законам, быть может, наименее виновные. Между тем страх атаманской плети и насмешки товарищей удерживали не одну преступную руку от взяточничества. Более упорное противодействие казачья старшина оказывала мерам урегулирования казачьего землепользования. Попка характеризует то время, как период бесправия рядового казачества и полного произвола богачей-хуторян, панов. Чтобы поставить в лучшие земельные условия трудящееся казачье население, Рашпиль считал крайне необходимым размежевание земель. Но «войсковые патриции» убедили Заводовского во вреде этой меры, грозившей процветанию скотоводства, и только после 1844 года, когда Заводовский назначен был командующим войсками на Кавказской линии и в Черномории, Рашпиль стал действовать самостоятельно и приступил к межеванию земель. Одновременно с назначением Рашпиля исполняющим обязанности атамана Черноморского войска было утверждено положение 1842 года, и «совпадение светлой личности Рашпиля с преобразованием войска по этому положению» находил особенно благоприятным для войска И.Д. Попка. Рашпиль не только способствовал предварительной выработке нового положения, но и первый применил его. Но особенно заботливо он относился к народному образованию.
Рашпиль застал народное образование в крайне неудовлетворительном состоянии. Войсковая гимназия была закрыта, школ почти не существовало. Помещая по недостатку местных учебных заведений казачьих детей в кадетские корпуса, Рашпиль вновь открыл закрытую высшей администрацией гимназию, ездил по станицам и убеждал родителей заводить школы, давал деньги на одежду и учебники детям, учившимся грамоте, и всячески поощрял учителей, особенно «старых дьячков, бривших бороды и носивших усы по-казацки». Для насаждения женского образования, сторонником которого был генерал, он учредил Мариинскую женскую пустынь и впоследствии при ней училище для обучения девочек грамоте, письму, рукоделиям и домоводству.
Наконец, атаман Рашпиль, считавший горцев неисправимыми мародерами, которым чужды были мирные отношения, сумел тем не менее осуществить ряд гуманных и практически разумных мер для культурного сближения с горцами. Атаман и судьи встречались с горцами на меновых дворах и пунктах. Мирные бжедухи добровольно шли на суд к Рашпилю и охотно подчинялись его справедливым решениям. Чтобы лучше ознакомиться с особенностями черкесского быта, Рашпиль собирал сведения о черкесских обычаях и составил свой сборник адатов, которым руководился при разборе споров между черкесами.
Одним словом, просвещенная деятельность Г.А. Рашпиля ставила его в ряды самых выдающихся атаманов Черноморского войска. К крайнему сожалению, этого крупного казачьего деятеля постигло несчастье. Лишенный, благодаря противодействию высшей администрации, возможности проявлять свою благородную и благотворную деятельность, Г.А.Рашпиль, по словам Попки, «неожиданно для друзей и недругов и наперекор своей трезвой природе, стал искать утешения в мутном фиале, отравившем не одно дарование, подорвавшим не одну силу на Руси с тех пор, как сказано: “Руси есть веселие пити”». Генерал Попка совершенно правильно предполагал, что этот недуг, постигший лучшего из наказных атаманов Черноморского войска, был следствием утраты атаманом веры в возможность осуществления в жизни казачества тех идеалов, которым служил этот благородный деятель.
Положение 1842 года о Черноморском казачьем войске, опираясь на которое Рашпиль стремился обновить Черноморию, представляет наиболее полный и юридически обоснованный акт по казачьему законодательству, в котором остались следы старинных условий казачьего быта и скомбинированы новейшие изменения в этом духе. Положение 1842 года подразделено на четыре части. «Первая часть определяет общий состав Черноморского казачьего войска, его обязанности и преимущества; вторая заключает военное и гражданское управление в совокупности; третья содержит военное управление в особенности и четвертая – гражданское управление в особенности». В основу положения легли права казачества на землю. «Войско, – гласит 2‑й параграф положения, – владеет принадлежащими ему землями по грамотам, в разные времена пожалованным». В состав войска входили исключительно казаки, но положением допущены были дворовые люди, принадлежавшие войсковым чиновникам, и инородцы. Таким образом, в положении 1842 года законом в первый раз был нарушен основной принцип частного быта – внедрение в свободное казачье население населения военного.
При такой численности Черноморцы охраняли границы войска и поставляли полки, батальоны и артиллерию на службу вне войска. Для службы на Кордонной линии посылалась треть наличного служащего состава по очередям через два года на третий, а две трети оставались дома; в случаях же чрезвычайных, когда военные силы требовались на Линию или командировались за пределы края, две трети полков были на службе и одна по домам. В военном и гражданском отношениях Черноморское войско было подчинено военному министру по Департаменту военных поселений, а на месте, на Кавказе, находилось в ведении командира отдельного Кавказского корпуса, как главнокомандующего, и его посредника, командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории, как местного корпусного начальника.
Ближайшим начальником войска был наказной атаман, пользовавшийся по военной части правами начальника дивизии, а по гражданской – правами губернатора. Наказной атаман назначался и увольнялся по Высочайшему повелению Правительствующим сенатом. Помощником атамана был начальник штаба, назначаемый и увольняемый также по Высочайшему повелению Сенатом. Штаб носил название войскового дежурства и состоял из начальника штаба, дежурного штаб-офицера, старшего адъютанта и обер-офицера. Ведению войскового дежурства подлежали «все предметы военного управления в войске» – по первому отделению инспекторские и по второму – военно-судные. Кроме войскового дежурства к военному управлению принадлежали еще три органа: комиссия военного суда, окружные начальства и станичные начальства. Комиссия военного суда состояла из презуса, назначаемая наказным атаманом из штата офицеров, четырех асессоров, по назначению атамана, и аудитора от центрального правительства. Непосредственное наблюдение за безостановочным делопроизводством лежало на начальнике штаба. А сама комиссия вела как следственную, так и судебную части. Черномория была подразделена на три округа, и в каждом округе было окружное дежурство, состоявшее из начальника округа, носившего название окружная штаб-офицера, из окружного адъютанта, его помощника и аудитора. Первые три назначались наказным атаманом, последний – Правительством.
Наконец, в каждом округе числилось определенное количество станиц или куреней: в Таманском – 21, в Екатеринодарском – 20 и в Ейском – 19. Таким образом, в войске было 60 станиц, но станичных правлений полагалось только 59, так как Тамань и станица Ахтанизовская имели одно станичное правление. Станичные правления составлялись из станичного атамана и двух судей и ведали военную и гражданскую части. Атаман и судьи избирались обществом станицы, и станичное правление представляло местную исполнительную власть, действовавшую на пространстве юрта своей станицы.
Войсковое гражданское управление составляли войсковое правление, войсковая врачебная управа, войсковая почтовая контора, войсковой прокурор, торговый словесный суд и полиция г. Екатеринодара. Все эти органы совершенно не касались военной части.
Войсковое правление состояло из председателя – наказного атамана, старшего члена и четырех асессоров. В правлении присутствовал также начальник штаба. Старший член и асессоры назначались по представлениям наказного атамана, и войсковое правление ведало дела исполнительные, войсковое хозяйство, поземельные дела, дела гражданского судопроизводства и контрольные или ревизию войсковых отчетов. Сообразно с этим, правление подразделялось на пять экспедиций, причем гражданская экспедиция ведала те же дела, что и палата гражданского суда в губерниях.
Остальные учреждения – врачебная управа, прокурор, почтовая контора и полиция г.Екатеринодара – не играли видной роли в общем управлении войском, а словесный суд учрежден был исключительно для казаков торгового сословия. Центр тяжести гражданского управления находился в окружных учреждениях – в окружном суде, сыскном начальстве, словесном мировом суде и окружном стряпчем, точнее, в двух первых учреждениях. В каждом окружном суде были судья и два заседателя – один от чиновников и один от казаков. Судью назначал наказной атаман, а заседатели избирались чиновниками и казаками. Заседатели от казаков участвовали только в делах, касавшихся казаков и станиц, а самые суды были тем же, чем уездные суды губернского правления.
Наконец, последнюю, самую низшую гражданскую инстанцию представляли станичные правления, состоявшие из станичного атамана и станичных судей и ведавшие местные дела в пределах станичного юрта. В этом отношении, кроме станичного атамана и судей, существенное значение имели станичное общество и станичный суд. Первое было высшей инстанцией, ведавшей все станичные дела. Оно выбирало станичного атамана, станичных судей и заседателя в окружный суд, обсуждало и решало все хозяйственно-общественные дела и утверждало или отменяло приговоры станичного суда. Ему предоставлена была власть телесного наказания, «не причинявшего ни увечья, ни повреждения». Собственно же станичный суд ведал как мелкие уголовные дела – драки, буйства, оскорбления словом, неповиновение станичным властям и т.п., – так и дела имущественные по искам, не пре- вышавшим 50 руб. Кроме станичного суда оставлен был, согласно казачьим обычаям, суд посредников, или третейский.
Такой характер носило управление по положению 1842 года. Законом этим несомненно были упорядочены разные отрасли управления. Существенно важным было строгое разграничение между военной и гражданской частями, при условии совершенного изолирования гражданской власти от дел чисто военных. Сузилась область зависимости для военнослужащего казака, усилилась ответственность военных властей, улучшился контроль за их действиями и военными порядками и меньше, в силу всего этого, стало злоупотреблений. Слабее это отразилось на судебных делах и гражданском управлении. Но все это было достигнуто благодаря лишь тому обстоятельству, что положение 1842 года выработано было местными деятелями.
Сверстник Рашпиля и его заместитель, как начальник штаба и исполняющий обязанности наказного атамана, Яков Герасимович Кухаренко нашел совершенно сложившиеся порядки и налаженные войсковые дела. Казачье управление было образовано по положению 1842 года. Кухаренко был последним наказным атаманом из черноморских казаков, с 1852 по 1855 год. Он занял это место при неблагоприятных для него условиях. Со сцены только что сошли такие крупные казачьи деятели, как Заводовский и Рашпиль, два года Черномория переживала тревоги восточной войны, в правительственной атмосфере носились признаки переустройства казачьих войск, борьба с горцами принимала характер последнего и самого ожесточенного акта кавказской войны. Все это как бы затеняло деятельность нового атамана.
Оглавление Продолжение | |
