| Глава 20.3 Старая и Новая линии.
Приказом 17 января 1842 года полковой командир ротмистр Волков приглашал явиться к 20 января в штаб представителей этих станиц – станичных атаманов с почетными старшинами и с экономом – для получения денег, Высочайше пожалованных переселенцам по 125 р. ассигнациями на семью. За вычетом по 25 р. с семьи на общественные здания, остальных денег причиталось по числу 779 семейств 77 900 р. ассигнациями. Средства эти послужили хорошим ресурсом при поселении казаков на новом местожительстве. Устройство станиц велось под звуки оружия и при военных действиях. Поэтому печать военных порядков сразу легла на всю жизнь и обстановку новолинейного казака. Все проявления частной и общественной жизни слагались здесь по приказу. Все были вооружены, и хозяйственные работы производились с риском набега горцев во всякую минуту. В приказе от 14 февраля 1832 года Волков сделал распоряжение, чтобы все отставные и не служащие казаки, не имеющие шашек, «приобрели косы, насаженные на ратовища, в виде старинного бердыша». «Каждый молодец, – писал командир полка, – в случае промаха или осечки ружья, снесет бердышом голову врагу, как кочан капусты». Таким режущим ухо языком писались приказы в те изобиловавшие военными столкновениями времена. Ратовища с косами, как и другое оружие, казаки должны всегда иметь при себе на случай схватки с врагом. По приказу велись хозяйственные работы. Так, 5 марта Волков предписывал станичным начальникам «без потери времени приступить к нарезке земли под овощные огороды». Сначала казаки должны были обозначить бороздами при помощи плуга улицы и переулки в 4 сажени для проезда, а величину огородов определять в зависимости от местности и потребностей. При разделе предписывалось отводить огороды рядом родственникам и одностаничникам, желающим пользоваться огородами совместно, а в случае невозможности давать места по жребию. Так как во все четыре станицы ожидалось прибытие новых переселенцев в количестве 390 семейств, то для них приказано оставить запасные огородные места. По приказам казаки даже одевались. Все тот же Волков приказом 30 апреля поручил станичным и сотенным начальникам объявить казакам, чтобы они покупали черкес-ки желтого цвета, и только при неимении таких черкесок в продаже черкески других цветов. Черкески предписывалось иметь просторные, чтобы можно было надевать их на полушубки, и непременно с 12 газырями. Требовалось также, чтобы казаки покупали азиатские черкески у горцев, а не у армян, у которых черкески тесны и только с 10 газырями. Были приказы о том, как разбивать станицу и строить строения, где ставить столбы в 18 аршин высотой, какие следовало иметь флаги, какое назначение они имели и т.п. Все это предписывалось строго исполнять, и за нарушение приказов, как за приступки, виновные подвергались наказаниям розгами и палками при сборах всего общества. Казак станицы Урупской был уволен по билету на старое местожительство. Уходя из станицы, он украл у другого казака оружие и вещи, но по дороге был задержан при продаже пистолета и доставлен обратно в Урупскую станицу. В приказе от 30 января 1842 года Волков велел урупскому станичному начальнику сотнику Склярову наказать вора-казака «строжайше розгами при сборе станичного общества». Тогда же, по распоряжению Волкова, приказано было высечь двух братьев казаков «за нерадение к устройству хозяйства, за развратное поведение – пьянство и мошенничество, старшего брата, как влиявшего на меньшего, большим количеством ударов, а меньшего, в уважение к молодости, меньшим». Так слагалась гражданская жизнь на Новой, или Лабинской Линии. Не было ни общественных учреждений, ни суда, ни следствия, ни выборных лиц, ни тени самоуправления. Над всем царил приказ командира полка, и на заднем плане за этим приказом всегда рисовалась зловещая фигура горца, грозившего мирному населению набегом и грабежами. В этих видах принимались всевозможные меры предосторожности. В приказе 19 октября 1842 года Волков требовал, чтобы на станичных вышках Лабинского полка были выставлены не только днем, но и ночью по три часовых. Эта временная мера усиленного надзора требовалась для сбережения сена от поджога горцами. Как только часовыми замечен был пожар, казаки немедленно должны скакать туда с метлами для тушения пожара. Каждый казак поэтому обязан был иметь метлу, а станичным начальникам вменено было в обязанность заготовить для станицы по 200 метел. Чтобы избежать вообще поджога сена, станичным начальникам приказано было поскорее свезти сено в станицу и сложить в скирды на площади. Каждому казаку вменено было также в обязанность заранее заготовить и свезти в станицу во двор известное количество сена, на случай сожжения запасов его в степи горцами. Пока линейцы устраивались по Лабинской Линии, начальство заботилось обо всем – и о материальных его благах, и о духовных потребностях. Военный министр князь Голицын 31 марта 1843 года известил командира отдельного кавказского корпуса, что Государь Император повелел: немедленно назначить священников во все 4 станицы Лабинского полка; выдать им единовременно каждому по 285 р. 71 к. сер. из государственного казначейства на обзаведение: производить им «жалованье наравне с священниками регулярных войск; обратить особое внимание на то, чтобы в среде казачества держалось православие и не развивался раскол». Последнее требование едва ли было осуществимо в полном объеме, так как часть казаков перешла на Лабу из таких раскольничьих станиц, как Кавказская. Но казаки на Новой Линии подчинялись и своему духовенству, как военному начальству. Дух военной дисциплины проник глубоко в жизнь казака. Военные порядки перешли впоследствии в своего рода опеку. Казаки, подчинявшиеся военному режиму на службе, подчинялись ему в делах общественного характера и на дому. В 1844 году назначена была охрана леса по pp. Лабе и Урупу, и совершенно воспрещены всякие лесорубки по р. Чамлыку. Приказом 15 января 1845 года линейным казакам воспрещено было вывозить лес на продажу и дозволялось рубить его только по билетам и для собственных нужд. До начальства дошло, что жители станицы Урупской возили в обилии лес в станицу Прочноокопскую и вырученные здесь деньги пропивали. Было высказано также опасение, что казаки, пристрастившись к легкодоступному лесному промыслу, поведут это дело в ущерб земледелию. В том же 1845 году производились, под прикрытием военной силы, большие наряды жителей с метлами для истребления саранчи. Приказом 7 марта 1845 года по Лабинскому полку запрещено было продавать хлеб, так как на зиму залегла на полях саранча и, в случае возрождения саранчи в следующем году, казаки могли остаться без хлеба. Приказом 5 декабря 1845 года казакам строго было запрещено продавать соль, отпускавшуюся им без акциза из казны только на собственные потребности. В это время завязалась уже у новолинейных казаков меновая торговля с горцами и существовали Махошевский и Тенгинский меновые дворы, на которые горцы привозили свои произведения в обмен на соль и русские товары. В 1847 году смотритель Махошевского менового двора жаловался начальству, что горцы вели меновую торговлю с казаками вне менового двора и выезжали с этой целью в станицу Махошевскую, чем нарушали интерес менового двора, а следовательно, и казны. Командующий Лабинским полком подполковник Волков считал такой порядок дел вполне естественным и желательным, так как это сближало горцев с казаками, а сношения на одних меновых дворах стесняли бы горцев. Ближайшее начальство осталось на стороне Волкова, и торговые сношения горцев с казаками производились в станице Махошевской. В 1850 году по Лабинской линии существовало уже три меновых двора – Тенгинский, Темиргоевский и Махошевский. В это время усиленно велась агитация между горцами Магомет-Амином, под влиянием которого горцы стали обнаруживать явно враждебные отношения к русским. Поэтому в виде репрессии против горцев приказано было совсем не отпускать соли горцам на отмеченных выше меновых дворах. За солью горцы вынуждены были ездить на Кубань – в Усть-Лабу, Прочноокоп и Баталпашинск – и здесь получали ее по сокращенным нормам. В начале следующего, 1851 года, ограничения эти были еще более усилены – на взрослых приказано было отпускать соль по пуду вместо двух, а детям моложе 10 лет половинную дачу. В течение 10 лет Новая Линия настолько окрепла и заселилась, а горные племена были так сжаты и оттеснены, что явились предположения о дальнейшем движении в горы казачьей колонизации. Высочайше утвержденным положением о занятии линий по р. Малой Лабе, от Каладжинского укрепления до Шахгиреевского ущелья предполагалось заградить горцам путь от гор к Лабинской равнине. Начальник правого фланга Кавказской линии г.-м. Евдокимов предложил устроить здесь 10 станиц, обеспечив их землями, лежавшими по Малой Лабе и между нею и Урупом. Самое водворение станиц Евдокимов предполагал произвести в течение 4 лет. В 1856 году следовало возвести укрепления по Малой Лабе и поселить при них три станицы – две в 300 семейств каждую и одну в 200 семейств. В первых двух станицах можно было водворить конных казаков, а в третьей – пеших, с тем чтобы прибавить через год к ним еще 50 или 100 семейств. Затем остальные 7 станиц предположено было распределить таким образом: две станицы по 300 семейств каждую поселить в 1857 году, две станицы такого же состава в 1858 году и три таких же по численности населения станицы в 1859 году. Таким образом, к 1860 году вся Малолабинская линия могла быть окончательно заселена. На бумаге проект этот был очень прост и планомерен, но в действительности он существенно нарушал интересы старожилых казачьих станиц, так как только ломкой этих станиц возможно было найти подходящее население для занятия проектируемой линии. Когда в 1858 году водворены были шесть станиц – Спокойная, Подгорная, Удобная, Передовая, Исправная и Сторожевая, то даже в числе анапских переселенцев, живших станицами и на восточном побережье Черного моря на землях натухайцев и, следовательно, привыкших уже к тревогам военной жизни, оказалось очень много непригодных для колонизации Малолабинской линии элементов. Довольно обширная группа так называемых анапских поселян образовалась, как известно, из малороссийских казаков, населявших до 1854 года Анапу и прианапские станицы – Благовещенскую, Николаевскую и Суворовскую. Во время войны 1855 года поселенцы эти вынуждены были оставить станицы, расположенные среди враждебного натухайского населения, и перейти в Черноморию. Здесь они временно были размещены по черноморским станицам, и когда возник проект о заселении Малолабинской Линии, то анапские поселяне были зачислены на эту Линию. Между тем на деле оказалось, что из 1290 анапских семейств, пригодных к поселению на Малолабинской Линии, было только 639, т.е. 491/2 %, или менее половины. Затем 208 семейств состояло из вдов с малыми детьми или из стариков, обремененных также детьми, и 443 семьи из одиночек. Последние две группы анапцев предположено было разместить по старым станицам Кавказского линейного войска – в бригадах 1‑й Кавказской, 4‑й Кубанской и 5‑й Ставропольской, а первая группа в количестве 639 семейств вошла в состав Урупской бригады, образованной из шести вновь поселенных на Малолабинской Линии станиц. Кроме анапцев в эти станицы были зачислены 570 семейств старолинейных казаков, 200 донских и 200 малороссийских. Рапортом 20 декабря 1858 года командующий войсками правого крыла Кавказской линии генерал Филипсон донес главнокомандующему Кавказской армии князю Барятинскому, что в это время, кроме перестройки Майкопского и Псебайского укреплений, заново было построено шесть новых станиц с промежуточными постами.
Так заселялась Новая, или Лабинская, Линия. Колонизация эта, в сущности, служила лишь расширением Старой Линии. Обе части были тесно связаны между собой как составом населения, так и принадлежностью к одному войску и единством плана заселения. Станицы устраивались на Новой Линии по тому же военному шаблону, что и на Старой Линии; по мере того как они возникали, старолинейные станицы и укрепления теряли свое прежнее стратегическое значение. Старолинейцы очутились за спиной казаков новоселов и, следовательно, не имели уже нужды в той напряженной охране границы, какая существовала раньше по Кубани. Такое ослабление сторожевой службы слагалось само собой по мере того, как русские войска все чаще и чаще и все глубже и глубже проникали в горы. Благодаря уже одним этим походам и экспедициям в горы, между Старой Линией и непокорными горцами местами образовали собой как бы защитный барьер горцы мирные, принявшие присягу на подданство России. Военная охрана собственно Кубанской линии стала поэтому сама собой ослабевать.
Оглавление Продолжение | |
