| Глава 9.1 Управление и самоуправление.
Император Павел 22 декабря 1799 года подписал следующий рескрипт на имя Бурсака: «Господин подполковник Бурсак! получив увольнение от службы генерал-майора Котляревского, назначаю я вас на место его быть атаманом войска Черноморских казаков, в каковую должность повелеваю вам вступить». Бурсак был вторым атаманом, назначенным Высочайшей властью, а не по выбору от войска. Предание гласит, что предшественник Бурсака одряхлевший Котляревский, уходя на покой, колебался, кого из трех намеченных им старшин оставить своим заместителем по войску, как желал того император Павел. Чтобы выйти из затруднения, Котляревский написал на бумажке фамилии трех кандидатов в атаманы и, зажмурив глаза, черкнул пером по написанному. Не зачеркнутым остался Бурсак, и старый атаман представил его на утверждение Государю. Но Федор Яковлевич Бурсак был не случайным в войске лицом. Это был запорожец, знавший лучшие времена сичевого казачества, переживший разрушение Запорожского коша и участвовавший в возникновении войска, названного Черноморским. В каком году родился Бурсак, неизвестно, но фамилия его происходит от слова бурса, означающего название духовного заведения. Полагают, что Бурсак был сыном священника и попал из бурсы в Сечь. В последнюю он поступил в 1764 году, пробыл в ней до ее разрушения в 1775 году и стал в ряды черноморцев испытанным уже запорожцем. Военную службу начал Бурсак в Запорожье. С 1769 по 1774 год он участвовал в делах запорожцев под Очаковом, Гаджибеем и при усмирении запорожцами взбунтовавшихся татар. В составе Черноморского войска Бурсак провел всю войну России с Турцией, сражаясь в 1788 году при Аджиголе и Очакове, в 1789 году – при Каушанах, Аккермане и Бендерах, в 1790 году под Килией и при штурме Измаила и в 1791 году при Бабадаге и Мачине. Таким образом, новый атаман прошел довольно серьезную военную школу. По-видимому, сам Котляревский смотрел на Бурсака, как на отличного боевого офицера, способного положить конец дерзким набегам горцев на Черноморию. С назначением Бурсака атаманом начались серьезные дела с горцами. До Бурсака не было еще войны у черноморцев с черкесами. Бурсак первым стал ходить с отрядом в горы и громить черкесов в их аулах. В то время русское правительство, придерживаясь мирной политики с горцами, строго приказало казакам не переходить Кубани для преследования разбойничавших горцев. Благодаря этому горцы безнаказанно совершали набеги на Черноморию, а казачьи войска были связаны по рукам и ногам запрещением преследования их за Кубанью. К тому же Котляревский, не принимая лично никакого участия в военных действиях, как бы открывал горцам двери в Черноморию. Нужен был энергичный и опытный военный начальник. Им был Бурсак.
С первых же шагов атаманской деятельности Бурсак стал домогаться разрешения походов к черкесам с карательными целями. Когда правительством дано было войску это право, Бурсак предпринял ряд походов за Кубань в 1800, 1802, 1807, 1809, 1810 и 1811 годах. В разное время казаки под личным начальством Бурсака побывали в землях бжедухов, натухайцев, шапсугов и абадзехов. Каждый раз горцы терпели поражения, а их аулы подвергались уничтожению, хлеб и сено – огню, скот – угону, как военная добыча. Сам Бурсак произведен был за эти действия в генерал-майоры в 1807 году.
Такие наказания горцев, конечно, меньше всего способствовали миру и спокойствию между ними и казаками. Казаки мстили горцам за их набеги, а горцы еще более ожесточались. Бурсак своими походами за Кубань раз и навсегда наметил как характер войны казаков с горцами, так и те отношения, в которые обе стороны стали с тех пор друг к другу. Как администратор Бурсак не заявил себя ничем, что свидетельствовало бы о его творческой деятельности в крае, где население продолжало еще устраиваться. В свое время он нес несколько гражданских должностей – был войсковым казначеем, депутатом от войска при коронации императора Павла, асессором в комиссии военного суда и находился в командировке в Петербурге по делам войска в 1796 году. Все это указывает, что до своего атаманства Бурсак был на счету у войска как исполнительный чиновник, и действительно, он отличался распорядительностью, что отражалось главным образом на удачном формировании отрядов и вообще на военно-служебной части.
Но – и только. Дела земельные, самоуправление куренных общин, судебные порядки и т.п. находились вне какого бы то ни было воздействия на них со стороны атамана. Бурсак был более склонен к порядкам личной патриархальной расправы, как это водилось в Запорожье. В архивных документах сохранились несколько распоряжений его о наказании киями или палками провинившихся на военной службе казаков, которым грозили, по тогдашним военным законам, суровые наказания до смертной казни включительно. Самое крупное мероприятие, осуществленное в Черномории при Бурсаке, состояло в первом переселении малороссийских казаков на Кубань, но оно сложилось как-то стихийно и прошло далеко не гладко.
При Бурсаке в 1803 году было открыто первое в войске училище для казачьих детей. При нем же возникли войсковые заводы – конский и овчарный – и войсковой суконный завод, но все это было делом высшей администрации и кроме убытков ничего не дало войску. Таким образом, Ф.Я. Бурсак был по преимуществу военным деятелем в крае. Лишь только он почувствовал, что лета не позволяли ему водить отряды за Кубань против горцев, как сложил с себя атаманские обязанности, прослуживши в казачьих войсках 56 лет, начиная с поступления в Сечь в 1764 году и оканчивая 1816 годом, когда он вышел в отставку.
Каким же образом слагалось в это время управление у черноморских казаков? С 1794 года войсковое правительство, как известно, состояло из войскового атамана, судьи и писаря. Черномория была разделена на 5 округов с окружным управлением, подчиненным войсковому правительству, в каждом. «Однако все же власть сего правительства, – говорится в «Описании Черноморского войска с его поселения и до 1828 года», – не только не была ограничена, но даже само оно осталось без всякого сравнения с присутственными местами в империи, поелику ни об открытии оного, ни об утверждении сделанного в оном распоряжения нет более, кроме Высочайшей грамоты». Так понимали свои права на управление и самоуправление сами черноморцы, входившие в состав высшего учреждения в войске – войсковой канцелярии. Но войсковое правительство существовало при Бурсаке только год и два месяца. В 1800 году умерли 18 февраля генерал Котляревский, а 19‑го войсковой протопоп Порохня, старые сподвижники, стоявшие во главе войскового управления. Бурсаку как бы развязаны были руки для новой самостоятельной деятельности. И, казалось, Бурсак склонен был поддерживать существующие порядки управления войском в запорожском духе. Но грамотою императора Павла 18 февраля 1801 года была установлена новая форма управления в войске. Войсковое правительство было заменено войсковой канцелярией, которая в свою очередь подразделялась на 6 экспедиций: 1) криминальную, 2) гражданскую и тяжебную, 3) по казенным делам, 4) межевую, 5) полицейскую и 6) по делам сыскных начальств. При крайней спутанности понятий о делах криминальных и тяжебных, полицейских и сыскных и т.п., общая задача, возложенная на войсковую канцелярию, носила неопределенный характер. Ведению канцелярии подлежали «благоустройство, правосудие и решение всех дел». Но ни границ между военными и гражданскими делами не было положено, ни даже военной экспедиции не было учреждено. Тем не менее дела военные должны были направляться в Военную коллегию, а дела гражданские в Правительствующий сенат. Самый состав правящих лиц был изменен. Войсковая канцелярия состояла из председателя – войскового атамана, двух членов от войска и одного «особого члена» по назначению Государя, а для охранения правосудия определен был при войске прокурор. Являлись, следовательно, два сторонних для войска лица – особый член и прокурор, как представители центрального правительства. Мало того. Черноморское войско по-прежнему было подчинено таврическому губернатору и губернскому правлению. В общем, таким образом было нагромождено столько властей и инстанций, что самое живое дело могло быть похоронено в ворохах канцелярских бумаг, причем между властями и инстанциями неминуемо должны были возникать недоразумения.
Так и случилось. Первые же шаги нового управления ознаменованы были сильнейшей распрей между главным хозяином войска – атаманом Бурсаком, и особым членом канцелярии генералом Кираевым. На стороне атамана был и прокурор. Благодаря неопределенности узаконений Кираев неправильно понял свое положение в войске и, будучи только особым членом войсковой канцелярии, взял на себя главную руководящую роль, как военный генерал и представитель от высшего правительства. Почтенный генерал, задавшись самыми благими намерениями, начал распоряжаться по своему усмотрению. В войске было еще много казаков-одиночек, «бесприютной сиромы». По последней переписи Кираев насчитал более 10 000 одиночек. Цифра, несомненно, сильно преувеличенная, но одиночек было все-таки много, а пользы от них для куренных обществ было очень мало. Одиночки не несли никаких повинностей, так как не жили в куренях, а пропадали «в заброде», т.е. на рыболовных промыслах, и в отлучке. Генерал Кираев придумал две меры, которыми можно было помочь горю. Во-первых, он пожелал дать добрый пример семейного счастья бесприютным одиночкам. В этих видах генерал Кираев приказал, по случаю восшествия на престол Александра I, выбрать от одного куреня по одному доброго поведения здоровому из холостых казаку и по одной девке из самобеднейшего или сиротского состояния и женить». Куреней было 40, и брачных пар требовалось выбрать 40, а для обзаведения новоженов хозяйством Кираев распорядился выдать по 100 рублей на пару из 8000 рублей, которые, по словам генерала, «могли пропасть беззаконно», но которые он «востребовал из рук известного человека». Раскрыто было, очевидно, какое-то злоупотребление, и свое деяние генерал пожелал закрепить добрым мероприятием. К сожаленью, действительность посмеялась над доброжелательными намерениями генерала. Многие новожены, типичные представители запорожской голытьбы, начали и кончили тем, что, получивши 100 рублей на обзаведение хозяйством, пропили их до копейки. И это было еще полгоря. Не было хозяйства, но насаждено было «семейственное житие». Но другие сиромы пошли дальше. Они оказались плохими мужьями и побросали жен. Не осталось ни хозяйства, ни семьи, ни доброго примера для неженатых одиночек. Так как благодаря отсутствию тех же одиночек на курени ложились тяжелым бременем натуральные повинности и важнейшая из них – поставка куренями провианта на Кордонную линию служащим казакам, то, чтобы облегчить тяжелое положение наличного куренного населения, генерал Кираев распорядился прекратить совсем поставку хлеба на Кордонную линию куреням, а покупать и поставлять служащим казакам провиант на счет войсковых средств. Мера, безусловно, разумная и справедливая, но, к сожалению, не зависевшая от власти Кираева. В тех же видах ослабления тяжелых повинностей куренного населения Кираев нашел необходимым привлечь к несению этих повинностей часть казачьей старшины. По учету генерала, 600 казачьих старшин получали жалованье, но не служили на Линии, а сидели дома, и притом на лучших землях. На этих чиновников Кираев предложил возложить обязанность поставки по 15 лошадей на каждую почтовую станцию и содержания их на свой счет. Мера опять-таки справедливая, но не зависевшая от воли одного Кираева. Наконец, Кираев потребовал, чтобы куренные атаманы, бывшие при своих войсковых частях, были распущены по домам в видах поддержки хозяйства и получали бы вместо 40 только 20 рублей жалованья, но занимались бы местными делами и нуждами в куренях. Все это, конечно, свидетельствовало о том, что генерал Кираев принимал близко к сердцу интересы войска и рядового казачества. И пока генерал стоял на этой почве, за ним чувствовалась сила. Но с первых же шагов своей деятельности Кираев поставил себя по отношению к войсковой администрации не только во враждебное, но и в фальшивое положение требованиями, превышавшими его полномочия. Так, считая себя главным лицом в войске, он 11 мая сделал выговор членам войсковой канцелярии и атаману Бурсаку за то, что они не явились к нему из церкви для поздравления с праздником, как требовала того, по его мнению, вежливость в отношениях как подполковника Бурсака к генерал-лейтенанту Кираеву. Вместе с тем он указал на плохое состояние постов и строений в них, мешая личные свои счеты с делами общегосударственного значения. Несколькими днями раньше, 6 мая, Кираев настоял на том, чтобы войсковая канцелярия послала капитану Ляху бумагу, в которой говорилось, что «генерал-лейтенат Кираев заметил нерадение к службе войскового атамана Бурсака и приказал привести в порядок пограничную службу и укрепления». Но главный промах рьяного генерала заключался в его отношениях к войсковому прокурору, который находил незаконными единоличные и самовластные распоряжения генерала. Как видно «из рапорта войсковой канцелярии от 24 апреля 1801 г. генерал-лейтенанту Ивану Павловичу Кираеву», последний приказал канцелярии известить циркулярно все учреждения и начальствующих в войске лиц, и «дабы каждому в войске известно было, что прибывшего на сих днях в канцелярию прокурора Овцына, по развратным правилам, не повиновавшегося его превосходительству, не уважавшего воинских и гражданских законов и дерзко поступавшего, за все сие (Кираев) арестовал и Всеподданейше донес Его Императорскому Величеству о том и о неблагомыслящем расположении войскового атамана подполковника Бурсака, без всякого основания приставшего к прокурору и обще с ним превратно толковавшего о должности его превосходительства». Войсковая канцелярия со своей стороны поусердствовала и разослала это постановление всем экспедициям, земским начальствам, начальникам пограничных караулов, начальнику гребной флотилии, Екатеринодарскому городничему и куренным атаманам. Арест прокурора и опорочение войскового атамана вызвало громкий скандал в войске. Самонадеянный генерал не рассчитал удара и сам пал от него. Как только дошли вести об его управлении казаками до Петербурга, Кираев немедленно был отрешен от должности и для водворения порядка в войске был послан генерал от инфантерии Дашков. В июле Дашков был уже в Черномории. «С удивлением, – писал он 10 июля войсковой канцелярии, – увидел я предложение генерала Кираева и рассылку войсковой “канцелярии указов” о прокуроре и войсковом атамане. За этот проступок Кираев был отстранен, по Высочайшему повелению, от должности, как “за присвоение себе не принадлежащей власти”». Поэтому Дашков приказал тем учреждениям и лицам, которым были разосланы циркуляры войсковой канцелярии, немедленно возвратить в подлинник эти скандальные бумаги, так как «от сего нелепого обнародования» могло произойти ослушание и расстройство по военной части и неповиновение подчиненных.
Оглавление Продолжение | |
