| Глава 20.4 Старая и Новая линии.
В 1840 году для осмотра постов в пределах Баталпашинского участка был послан капитан генерального штаба барон Вревский, и 25 мая этого года он дал об этом участке крайне неблагоприятный отзыв. На каждом посту по ведомости значились команды в 50 казаков, а на самом деле на Сергеевском посту было лишь 9 человек, в Калиновском 7, в Александровском 3, на Сабле 5, на Сухопадинском 4 и т.д. Вероятно, по старой памяти, говорит Вревский, посты существуют скорее для развозки бумаг, чем для сторожевой службы. Но это была задняя линия постов. На передней линии дело обстояло иначе. В Баталпашинском редуте было 36 человек, в Беломечетском 30, столько же в Беломечетской станице, на Невинномысском посту 30 человек команды и 12 резерва, а посты Верхне– и Нижне-Абазинские имели полные комплекты команд. Укрепление на Каменном мосту оказалось в крайне неудовлетворительном состоянии. Бруствера обсыпались, и из поставленных на них орудий нельзя было стрелять, так как после каждого выстрела они сползали. Казармы были сыры, крыша пропускала воду, и если бы не было подпорок, то здание давно бы обрушилось. На других передовых укреплениях – на Эшаконе, на р. Аликон и пр., не было корма для казачьих лошадей. Команды здесь были слабее по численности, чем в других местах. В отряде при Усть-Джегуте по спискам числилось 120 человек пехоты, 50 казаков Хоперского полка и одно орудие, а в действительности было только 35 человек. Укрепление сильно нуждалось в поправке. В Хумаринском укреплении, состоявшем из плетневой ограды, без рва и вала, налицо состояло 48 солдат гарнизона и 8 казаков при двух чугунных орудиях. В Пятигорске и в станице Горячеводской не было ни одного орудия. Конечно, при таком начальнике Баталпашинского участка, каким был барон Засс, о подобных беспорядках не могло быть и речи. Но Засс оставил этот участок благоустроенным в 1835 году, а в 1840 году сам Засс был не нужен здесь и находился с войсками далеко впереди от Кубанской линии по р. Лабе. Ослабление старой сторожевой линии шло естественным путем. Старую Линию горцы редко тревожили, и казачьему населению стало спокойно жить. Но старинный казачий дух, существовавшие формы управления, способы землепользования, господствующие виды хозяйства и пр. оставались пока неизменными. В станицах еще не были отменены военные порядки, установленные циркулярами генерала Вельяминова от 30 марта 1832 года, когда за лошадей, украденных русскими, а не черкесами, материально отвечали станичный атаман или даже полковой командир и кордонный начальник, раз кражи совершались в тех пунктах, где они находились в то время. Но мирная жизнь надвигалась уже и на эти порядки.
В приказе 31 мая 1845 года по войску наказной атаман Николаев напоминает, что хотя бывший командир отдельного Кавказского корпуса г.-ад. Розен и разрешил линейным казакам производить скачку и стрельбу на площадях, «дабы казаки не потеряли воинственного духа и честолюбия», но стрельба была допущена только холостыми зарядами. Между тем до сведения наказного атамана дошло, что казаки не исполняют распоряжения барона Розена, производят скачки и стрельбу «в веселом духе, без соблюдения осторожностей», стреляя иногда вместо холостых зарядов боевыми патронами. Предупреждая казаков, что по ст. 269, т. ХІV св. зак., «кто будет стрелять в домах своих вопреки воспрещению, с того взыскивать 1000 рублей штрафа за каждый выстрел», – г.-л. Николаев приказал воспретить совсем стрельбу при свадебных поездах и в станицах, скачки же и стрельбу холостыми зарядами в торжественные дни производить только на больших площадях, с величайшей осторожностью и, в предупреждение пожаров, лишь в зимнее время. При стрельбе начальники лично должны были наблюдать, чтобы казаки стреляли холостыми зарядами, были в трезвом виде и соблюдали порядок.
В 1848 году, после смерти наказного атамана Николаева, на его место назначен был г.-м. Ф.А. Круковский. По отзывам современников, это был военный рыцарь в полном смысле этого слова, для которого не существовало никаких военных опасностей. Родом он был поляк и получил хорошее воспитание под влиянием иезуитов. По внешнему виду, высокий, стройный, с длиннейшими усами, Круковский представлял собой тип настоящего кавалериста. Когда он был на Линии, то всегда держал в седле коня и первым являлся на место малейшей тревоги, в бою он не слезал с коня, был спокоен и никогда не терял присутствия духа. Генерал Попка рассказывал, что при объезде постов Круковский не брал с собой конвоя, а ездил всегда с одним казаком. «Если, – говорил И.Д. Попка, – случалось ему заприметить хищническую партию, готовую заступить ему дорогу, а это случалось не раз, – он не изменял своего направления, не прибавлял и не убавлял поводьев, приказывал ехавшему за ним казаку держать дистанцию и, к общему удивлению, невредимо достигал цели своего следования. По рассказам очевидцев, ни одна черта в его лице не изменялась в подобные минуты». По натуре, выдержке и привычкам Ф.А. Круковский был очень замкнутым в себе человеком. Он не терпел встреч и проводов, обставленных торжественно, был прост в обращении, воздержан в пище и питье и чужд был всяких личных выгод. Часто он помогал беднякам и людям нуждающимся, но делал это так, чтобы не видели другие, и строго-настрого приказывал никому об этом не рассказывать. Своей высоконравственной личностью, честными поступками и безукоризненным поведением он обаятельно действовал и на своих подчиненных, и на стоявших выше его по служебному положению начальников. Когда в 1850 году наследник Александр Николаевич, будущий император-реформатор, был на Кавказе, то во все время своего пребывания он не отпускал от себя Круковского, а уезжая, снял с себя шашку и подарил ее на память казачьему атаману. На Кавказскую линию Круковский был переведен из Рижского драгунского полка в 1840 году и назначен был командиром Горского казачьего полка. Через два года ему поручен был Хоперский полк. С частью хоперцев и с казаками Волгского полка он разбил в 1843 году близ станицы Бекешевской пятитысячную толпу горцев, нанеся ей жестокое поражение. В звании наказного атамана Круковский принимал неоднократно участие в походах против абадзехов и чеченцев и в 1852 году, состоя в экспедиции князя Барятинского, в звании начальника кавалерии, был убит в стычке с чеченцами. На этот раз судьба не пощадила храброго генерала, не боявшегося смерти. Когда Круковский не был в походах, то все время он занимался мирными делами войска, осматривал станицы, казачье хозяйство, строевых казаков и вникал во все подробности казачьей жизни, объезжая войско. Свои объезды, по словам генерала Попки, наказной атаман «совершал запросто и по большей части верхом, не пропускал осмотреть засеянное поле и скошенный луг, сворачивал в сторону, чтобы взглянуть поближе на станичное стадо, и если в станице встречал хату неприглядную, неподдержанную, то заходил в нее и спрашивал хозяина о житье-бытье. Чаще, разумеется, представлялась ему хозяйка с ребятишками мал-мала меньше. На вопрос: где же хозяин? следовал ответ: да в сотне, мой кормилец, вот уж беспеременно четвертый годочек. Атаман находил, что кормилец слишком уж там замешкался, и предлагал станичным старикам послать ему смену, что исполнялось беспрепятственно при тогдашнем общинном отбывании военной повинности в станицах». Народ, с свойственной ему чуткостью, ценил своего любимого атамана. О подвигах Круковского и его трагической смерти остались воспоминания в народных песнях. Казачье население пело эти песни, а бедняки, слушая их, живо чувствовали тяжелую утрату. По свидетельству одной из этих песен, генерал Круковский, отправляясь в чеченский отряд, роздал все свое имущество в предчувствии смерти. По мере заселения Лабинской Линии и изолирования ее станицами и укреплениями Старой Линии от горцев, мирная жизнь на Кубани давала возможность населению свободнее и спокойнее заниматься хозяйством. На Старую Линию охотно шли выходцы из России и поступали в казаки нижние чины, служившие на Кавказе. В 1843 году в Кубанский полк зачислено было 137 отставных солдат Тенгинского полка; в 1848 году в тот же полк переселились 202 муж. и 161 д. жен. пола малороссийских переселенцев и тогда же, вместе с переселенцами, вошли в состав 849 м. и 683 д. жен. пола бывших уже на Кавказе крестьян; в 1851 году Кубанский полк пополнился 126 нижними чинами с 111 д. жен. пола; в 1858 году в полк зачислены были анапские поселяне в количестве 216 душ муж. и 94 д. ж. пола. То же в большой или меньшей степени замечалось и в других старолинейных полках. Переселенцы, уходя на Кавказ, с большей, понятно, охотой оседали на Старой, чем на Новой Линии. Четвертым наказным атаманом Кавказского казачьего линейного войска был г.-м. князь Г. Р. Эристов. С 12 февраля 1852 года он заступил место убитого чеченцами Круковского. Сравнительно со своими предшественниками это был молодой генерал, родившийся в 1812 году, поступивший на службу в 1829 году и произведенный в генералы за два года до своего назначения атаманом. Раньше, в 1831 году, он служил в Польше, где участвовал в сражении при Остроленке и во взятии Варшавы, командовал Горским казачьим полком и занимал место начальника центра Кавказской линии. Большая часть его боевой службы прошла на Кавказе в походах против горцев восточного Кавказа; он имел много раз дела с чеченцами и с черкесами во время агитации среди них Магомет-Амина. Родом Эристов был грузин и первоначальное образование получил в благородном училище в Тифлисе, а дальнейшее в школе гвардейских подпрапорщиков и юнкеров. Занявши место наказного атамана, он с особенным интересом занялся вопросом об обводнении и орошении безводных местностей Кавказского казачьего войска. Канал его имени существует в Терской области до сих пор. Но наказным атаманом Эристов был недолго, до 1855 года, когда, вместе с повышением по службе, князь Эристов передал обязанности наказного атамана г.-м. Н.А. Рудзевичу. Это был критический момент в жизни как всей России, так и особенно Кавказа. Турки в союзе с англичанами, французами и итальянцами вели войну с русскими. Всегдашние сторонники Турции – кавказские горцы, конечно, готовились воспользоваться удобным случаем, чтобы побывать за Лабой и Кубанью и поживиться казачьим добром. Требовалась особенная осторожность и принятие серьезных мер для защиты казачьей границы и поселений от горцев. Всюду – в Черномории, на Дону, на Кубанской линии – казачьи силы напряжены были до последней степени. Линейные казаки по Кубани и Лабе, согласно общему плану военных действий, намеченному наказным атаманом войска Донского г.-ад. Хомутовым, должны были принять выжидательное положение на случай открытия военных действий горцами.
Оглавление Продолжение | |
